— Поехали, — произнес он наконец. — Вперед.
И машина двинулась дальше. Вскарабкалась на пологий берег. Начинался словно совершенно другой мир. Да, такой же холодный и покрытый снегом. Шлифуемый ледяными ветрами и забывший о солнечной ласке. И все-таки этот мир был другой. Чужбина. Мысль о том, что тут едва ли можно встретить дружелюбно настроенных людей, леденила душу. Даже там, где была своя страна когда-то и жили те, кто остался из соотечественников, — даже там всюду была смерть. Угроза. Враги. А что здесь? В мире, где даже язык другой… И логично было желание того, чтобы им не встретились на пути люди. Пусть не будет постоя. Пусть негде будет помыться. Пополнить припасы. Пообщаться с кем-то. Пусть. Лишь бы больше никого не встречать. Только не людей.
Вездеход двигался уже по ровной поверхности. Вокруг не было ничего. Никаких ориентиров. Ни зданий или их остатков. Ни деревьев. Ни гор. Ничего. Пустота. Словно они дошли до края земли. До края мира. И, переступив этот край, оказались в бесконечной вечности, где нет ни времени, ни расстояний, ни жизни, ни смерти. Не к чему больше стремиться. Некуда дальше идти. Одна лишь вечность и пустота. Бездна. Страшно и одиноко. Именно поэтому Николай ощутил радость оттого, что где-то в неясной пелене возмущаемого ветром снега он разглядел торчащий из сугроба предмет. Он, данный предмет, вносил в гнетущее однообразие что-то мирское. Реальное. Делающее этот потусторонний мир обычным. Был в этом нарушающем белую гладь предмете какой-то элемент хаоса. Того самого, о котором говорил Илья. Нашим миром правит хаос. Он первопричина и реальность. А мир идеальный, симметричный и четко выстроенный — он потусторонний. Загробный. Наверное, так… Хотя кто его знает…
— Варяг, посмотри слева. Похоже на крыло самолета. — Николай нарушил затянувшуюся тишину.
— Где? — Яхонтов повернул голову.
— Слева… Хотя… Ты так не увидишь. Я в перископ-то его еле разглядел.
— Ладно. Славик, ну-ка давай поворачивай в ту сторону.
— Зачем? — проворчал Сквернослов. — Ну вот на кой черт, а? Нам надо к ХАРПу или всякий хлам по пути разглядывать да неприятности искать? Сами же зенитчиков тех ловить не желали!
— Всякий хлам по пути о многом рассказать может. Но это по пути. А не обратно топать, как ты предлагал. Так что давай. Мы ведь искатели как-никак.
— Значит, мы все-таки искатели? — усмехнулся Вячеслав. — А я-то думал, что ты у нас один такой.
— Да нет. — Варяг вздохнул. — И вы уже тоже. Заслужили это почетное звание.
Николай не ошибся. Это действительно было крылом небольшого самолета. Варяг, покинувший луноход, как только они достигли этого обломка, долго бродил вокруг, ковыряясь в снегу и кутаясь одновременно в свой тулуп от ледяного ветра. Затем он наконец вернулся в машину. Его борода и усы покрылись льдом, и он принялся дышать на ладони, создавая перед лицом тепло.
— Чего это было? Самолет? — Сквернослов взглянул на старшего товарища.
— Да. — Варяг часто закивал головой, еще не согревшись. — «Гольфстрим», наверное.
— Что?
— «Гольфстрим». Ну, были такие самолеты. Бизнес-класса. Маленькие. Это вроде от него крыло.
— Его сбили, что ли?
— Нет. Не похоже. Скорее, он тут стоял просто. Потом на бок завалился, и крыло торчит. Если мне память не изменяет…
Варяг не договорил и стал изучать карты, полученные от рейдеров в Аркаиме.
— Ну да, — пробормотал он позже. — Так и есть. Тут у них аэродром был вроде. На побережье.
— Точно, — пробормотал Сквернослов, глядя в лобовое стекло куда-то в сторону. — Посмотри.
Ветер сменил направление, и в тумане гоняемой вьюгой снежной взвеси стал смутно очерчиваться силуэт чего-то похожего на другой самолет. Но размеры его, если это действительно была крылатая машина, казались нереально огромными.
— Вроде далеко. — Васнецов повернул в ту сторону перископ. — Но тогда каких он размеров?
— Черт, да это не может быть то, что я подумал, — мотнул головой Яхонтов, вглядываясь в даль.
— А что ты подумал? — Вячеслав уставился на него.
— Поехали. Поехали туда.
Луноход покрыл расстояние еще в несколько сотен метров, и сомнения рассеялись. Серый самолет-гигант стоял в снегу, зарывшись носом в сугроб, очевидно из-за поломки носовой стойки шасси. Его киль торчал высоко, и ветер с трудом, но все-таки заставлял вертикальное хвостовое перо колыхаться. Там, где должны были быть крылья, но, видимо, давно слились со слоем снега, торчали из сугроба лопасти двойных винтов четырех двигателей. По два на крыло. Знак на хвосте красноречиво говорил о принадлежности самолета. Огромная красная звезда.
— Я что-то не понял. Это русский самолет? — Сквернослов снова уставился на Варяга.
— Не может быть, — выдохнул Яхонтов. — Это же «Медведь».
— Чего? — поморщился Славик. — Ты о чем сейчас?
— Это Ту-девяносто пять. Стратегический бомбардировщик. Давай ближе подкати.
Луноход остановился у корпуса самолета. Варяг снова выбрался наружу. На сей раз Николай последовал за ним. Так холодно, как сейчас на Аляске, казалось, еще не было ему никогда. И увеличивал этот холод во сто крат пронзительный ветер. Хвостовое перо заурчало, снова сдвинувшись с места. Самолет, словно огромный умирающий дракон, издавал предсмертные стоны. Варяг поковырялся в снегу в районе сочленения корпуса с правым крылом. Крыло было неглубоко. Сантиметрах в сорока под снегом. И кромка крыла была обложена вертикально стоящими толстыми досками. Покопавшись еще, Яхонтов обнаружил занесенный снегом лаз.