Ад уже здесь - Страница 26

— У тех, кто жал на кнопки, была совесть? — Сквернослов изобразил удивление. — Столько народу положить!

Людоед медленно повернул в его сторону голову и усмехнулся, закуривая сигарету. Сквернослов едва ли забыл про то, что один из таких «нажимателей» сидит рядом с ним.

— Конечно была, — кивнул Святогор. — Я же говорю, у каждого своя. Что такое, столько народу положить? Это цифры. Статистические данные. Графики и схемы. Предполагаемые потери. Приемлемые потери. Это ведь все официальные термины. Мерила цивилизованного общества. Другое дело, что за этими сухими и беспристрастными выкладками чьи-то реальные судьбы и жизни. Но это, еще раз повторю, совсем другое дело. Политики вершили судьбы вверенных им стран и народов, четко отделяя эти схемы и графики от людей реальных и для них живых и небезразличных. От своих семей. Родных и близких. Жен и детей. Даже от своих породистых собак. Генералы говорили о приемлемых потерях. Медицинских или невосполнимых, когда это не касалось их сыновей. Погибшие солдаты — это всего лишь табличка с надписью «Груз-двести». Гибель мирного населения — лишь побочный и неизбежный результат. Народ, толпа, люди — понятия абстрактные, если это не родная мама, дочь, отец, сын, сестра, брат… Это ведь чужие сестры, отцы, любимые. Фундамент мироустройства последнего этапа нашей цивилизации зиждился на рациональном прагматизме, построенном на расчете, цинизме, лицемерии и лжи. Но это по отношению к абстрактным людям. Своих же детей, родных и близких они так же любили, холили и лелеяли, как и всякий другой человек. Вот и все.

Жестоко это звучит? А кто говорил, что истина бела и чиста? Истина, друг мой, — это, как правило, боль и разочарование. Мы ведь тоже много лет назад собрались и организовали из членов нашей артели эдакое братство. Идеалисты по молодости были. Верили в человека и в человечность. Мечтали о возрождении. Надеялись, что преодолеем трудный период и начнем заново отстраивать свою страну. Но когда, год за годом, в этом райском уголке среди выжженного мира начали усиливаться противоречия между сотрудниками разных служб и влияющих на них тех или иных чиновников и прочей укрывшейся тут элиты, то постепенно стекла наших розовых очков стали трескаться. Лет десять назад все это переросло вообще в вооруженное противостояние тех, кто контролировал Нижний Аркаим, и тех, кто был в Верхнем. Все поделились на группировки. Это была эдакая гражданская война в подземелье. Те, кто был в Нижнем, решили бросить на противника свое биологическое оружие. Молохитов. Небольшую группу подготовили и… Молохиты решили, что для них все люди враги. В том числе и те, кто их создал. Потом и наша группа решила, что так дальше продолжаться не может. В итоге с одной стороны — они, а с другой стороны мы уничтожили тут всех, кто так или иначе не мог внушать нам доверие. Кто был опасен для нас и уже был не в состоянии перековаться под наши идеалы. Потом, понимая, что молохи — это серьезная сила, мы взорвали тоннель и пустили по вентиляции в Нижний Аркаим боевой газ, решив умертвить там все живое. Но кто-то там вырубил вентиляцию, и наша затея до конца не удалась. Мы стали отправлять туда штурмовые группы, но они не вернулись. Более того, после вылазки нашей третьей штурмовой группы они, а мы полагаем, что там уже всем заправляли молохи, замуровались изнутри. Мы стали готовиться основательно к тому, что Нижний Аркаим надо вычистить и захватить. Но шесть лет назад один псих, вызвавшийся быть проводником для майора Васнецова, включил цикл разморозки большой партии молохов третьего поколения. Тех, кто долго не старился, но быстро рос, достигая репродуктивного возраста за год. В криокамерах их было, по нашим данным, около трехсот. Сколько их сейчас, трудно вообразить.

— Прошлой ночью их стало чуточку меньше, — пробормотал Людоед. — Как, впрочем, и моих патронов.

— Насчет боеприпасов не переживай. У нас тут этого добра на пару эшелонов. Поможем. — Святогор улыбнулся. — Ради такого святого дела, на которое вы пошли. И кстати, у меня вопрос насчет боеприпасов. Мы, естественно, тщательно обыскали все ваше имущество и машину. Ты, Ахиллес, отдаешь себе отчет, что за штуковина у вас в ящике лежит?

— Разумеется, — покачал головой Людоед. — Я работал с такими устройствами. Это ядерный заряд.

— А для чего он вам?

— Я его берег много лет. Думал, пригодится. Пригодился. Это теперь наш безотказный выключатель ХАРПа.

— Ну, насколько он безотказный, учитывая его возраст, скажут утром мои специалисты после тестов. И я, будучи убежден в вашей решимости выполнить эту миссию, хочу предложить вам еще парочку подобных устройств.

Варяг удивленно уставился на Святогора и вымолвил:

— У вас есть ядерное оружие?

Генерал сел наконец на свой стул и утвердительно кивнул.

— Есть. Но без носителей. Это не ракеты. Портативные заряды. Так что… вам нужно еще? — Он взглянул на Илью, ожидая ответа от него.

Крест сделал сильную затяжку и сосредоточенно смотрел на пепельницу, о чем-то усердно думая. Генерал терпеливо ждал. Людоед наконец раздавил окурок и отрицательно мотнул головой.

— Нет. Нам нужен только один заряд.

— Что?! — воскликнул Сквернослов. — Крест, ты чего? Как это так? Зачем отказываться от такой удачи? Нам же еще пригодится!

— Славик, заткнись, когда старшие разговаривают, — раздраженно бросил Людоед.

— А я что, маленький, что ли? Ты чего городишь? — Он повернулся к Яхонтову. — Варяг! Варяг, ну скажи ты ему, что нужно еще взять!

Искатель пристально смотрел на Людоеда, задумчиво покусывая мундштук трубки. Затем вымолвил: