А дальше снова послышались шаги. Они приближались. Загремел замок двери, и она распахнулась, ослепив скудным светом коридора. Но за последний час или, точнее, уже гораздо больше с повязкой на глазах он отвык от света и ярким стал даже полумрак.
— Кто разрешил снять повязку? — громко и угрожающе произнес тот, кто открыл дверь. Он схватил Васнецова и стал снова надевать ему на глаза плотную черную материю…
Это было достаточно большое помещение. Серые бетонные стены и низкий потолок с темными разводами сырости. Лампа дневного света над столом и узкое окно слева под потолком, откуда пробивался и свет улицы. Значит, это не подземелье. Пол тоже был каменным. Все это Николай разглядел, когда среднего роста сорокалетний человек в военной форме без погон и с лицом мясника сорвал с него повязку. Васнецов сидел на стуле, и его руки за спинкой сковывали наручники. Лысеющий мужчина с лицом мясника уселся за большой деревянный стол и пристально посмотрел на Николая.
— Ну, — спокойно произнес мясник.
Васнецов взглянул на пожелтевший плакат, нарисованный тушью, за его спиной.
«Не болтай лишнего. Гау не дремлет. Болтун — находка для шпиона». Эта надпись красовалась над изображением бравого бойца в расстегнутой гимнастерке, который, судя по позе и выражению лица, о чем-то хвастливо рассказывал полуголой девице, соблазнительно лежащей на кушетке и внимательно его слушающей. Рядом с плакатом висел деревянный стенд со стальными крючками, на которых были развешаны сверкающие чистотой острой стали хирургические инструменты, чей вид заставлял страх делать режущие движения по нервам.
— Что — ну? — тихо ответил Николай.
— Говорить будем? — Выражение лица мясника не менялось.
— А я молчать и не пытался. Но мне ваши запретили разговаривать. — Он хотел развести руками, но запястья заболели.
— Здесь такого запрета не будет. — Человек в мундире покачал головой. — Здесь надо говорить. Говорить много и предельно подробно. — Он встал со своего стула. — И главное, честно.
— Так что я должен говорить?
— Правду.
— Это я понял… но…
— Ты со мной играть вздумал?! — заорал вдруг мясник и сделал шаг в сторону Николая.
Васнецов вздрогнул.
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите…
— Значит, не хотим по-хорошему, да? — Человек снова стал говорить спокойно. — Хотим тратить мое время и нервы? Да? Только подумай хорошенько, что пока ты будешь тратить мое время, у тебя будет очень быстро тратиться твое здоровье. — Он медленно повернул голову и кивнул на развешенные на стене хирургические инструменты. — Так что потери будут неравноценные. Оно тебе надо?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — нервно проговорил Васнецов. Сейчас он с удовольствием оказался бы один на один с морлоками или ворошил бы гнездо молохитов. Но здесь он чувствовал себя совершенно подавленным. Ведь тут он имеет дело с человеком.
— А что с тобой будет, понимаешь? Мы ведь тут свой хлеб не зря едим. Грош нам цена, если бы мы думали, что все Гау идиоты, и охотно верили бы в их тупизну, глядя на то, как они искусно включают дурака. Гау не идиоты. Они умны. Они хитры. Иначе, будь они дураками, кем бы мы были в таком случае, если до сих пор не покончили с этими мразями?
— Вы считаете, что мы Гау? — Николай уставился на мясника.
Человек снова уселся за стол и засмеялся.
— Я не думаю, что вы Гау. Я это знаю.
— Но ведь это не так! — воскликнул Николай.
— Вот упрямый какой, — вздохнул мясник.
Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда черный берет, у которого вместо кокарды красовался значок радиоактивности. У Васнецова похолодела спина. Это был берет Людоеда. Что с ним?
Тем временем человек извлек из берета то самое метательное лезвие.
— Это ведь твоего дружка по фамилии Крест. Верно? — спросил допрашивающий.
— Ну… — нехотя проговорил Васнецов.
— Вот видишь. Говорить правду совсем не трудно. — Мясник улыбнулся, но его улыбка была еще более неприятна чем его крики. — Так вот, этот твой друг оказался более сговорчивым. Он признался, что вы диверсанты Гау.
— Но… Но этого не может быть. Вы лжете. Не мог он этого сказать, потому что мы не Гау. Мы вообще из Калужской области.
Мясник снова засмеялся.
— Послушай, парень, ну зачем упираться? Понимаю, молод… Сколько тебе, кстати?
— Двадцать три…
— Ага. Двадцать три. Понимаю. Когда случилась ядерная война, тебе всего три года от роду было. Ты и не помнишь ничего. И Гау тебя в оборот взяли несмышленого. Потому ты и упрямишься больше твоих товарищей. Они-то понимают, что этот ваш Титос — тварь и тиран. Они понимают, что выступили на стороне вселенского зла. А вот ты упрямишься. Тебе сызмальства внушили ложные идеалы. Но ведь ты неглупый парень. У вас же там, в диверсионной школе, все знают, что если попал к нам, в отдел профилактики и безопасности, то никуда от нас уже не денешься. А тебе еще жить да жить. Мы понимаем, что ты молод был и одурманили тебя сволочи эти. Но у нас ведь справедливое общество. Мы тебе шанс дадим. Человеком станешь. Перекуешься. Будешь гражданином Новой Республики. Только дурака валять перестань.
— Человеком стану? А я и есть человек. И никакой я не Гау. И врете вы все про моих товарищей!
Мясник достал из стола стеклянный графин с водой и граненый стакан. Неторопливо налил себе воды и стал медленно пить. Затем уставился на небольшое окно под потолком помещения. Вздохнул. Налил еще один стакан, подумал о чем-то и резко выплеснул его в лицо Николаю. В тот же миг он нанес рукой сильную пощечину по увлажнившемуся лицу.