Ад уже здесь - Страница 96

— А что, тирания лучше? Человек волен распоряжаться своей судьбой, когда над ним стоит тиран? — возразил Васнецов.

— Нет. Тирания не лучше. Но тирания тирании рознь. Вот вам пример: за годы опричного террора при тиране Иване Грозном было казнено людей в десять раз меньше, чем в то же время за одну Варфоломеевскую ночь в просвещенной Европе. Но Иван — тиран, а они там культурные и цивилизованные люди. А что было бы с гражданами Новой Республики, не будь этой самой Новой Республики и жесткого централизованного управления? Я работал. Мои соратники работали. И мы заставили работать и создать себе условия жизни всех, кто был здесь и пришел сюда. Неважно, кто этот человек. Чиновник краевой администрации, генерал, бизнесмен, солдат или рабочий. Все вкалывали. Были тут и те, кто пофилософствовать любил. Болтологией заниматься. Мы, дескать, люди другого склада. Нам другой вид деятельности предначертан. Мы интеллигенция. А кто сказал, что интеллигенция — это безделье? Я им показал, что им предначертано. Трудовые лагеря, вот что. И важно помнить, что там, за рекой, всего в тридцати километрах, обосновался враг. Кучка предателей. Со своей аморальной идеологией. И враг с нами цацкаться не будет. Война не окончена. Война продолжается.

Я тиран? Будь по-вашему. Тиран. Знаю, меня так многие называют. Да что там, пройдут годы. Возродится все, быть может. И тогда меня тираном назовут все. Ведь жизнь станет другой. Может, настанет весна. Природа проснется. Отстроятся города. Будут жить в теплых квартирах люди и смотреть телевизор. Им не надо будет в борьбе и тяжком труде добывать еду. Они пойдут в ближайший супермаркет и все, что надо, там купят. Конечно, в их понимании я буду тиран. Ведь им не хочется думать о том, как мы жили. Как выживали. Какую цену нам приходилось платить, чтобы в труде и борьбе сделать возможным будущее благоденствие. И они будут чураться своей истории. Пугаться ее. Клеймить свое прошлое. И злого тирана Старшину. Ведь у них все будет по-другому. Легко и просто. Но от непонимания своего прошлого они впадут в невежество. Снова. И все тогда повторится. Скатятся в хаос и беспредел, в аморальность и безнравственность, где нет жесткой руки и львиного сердца, болеющего за вверенный ему в подданство народ. И тогда они возмечтают о диктатуре. О жесткой руке. О льве на троне. Ведь если баранами правит лев, то они станут львами. А если львами правит баран, то они обречены быть баранами. Ведь единственная свобода, которая по большому счету нужна человеку, — это свобода от ответственности и бремени принятия решений. Пусть государь думает, как сделать жизнь лучше. Пусть он заботится о народе. А если не справится, мы его свергнем и призовем тирана. А если справится, то потом, когда придут новые времена, мы назовем его тираном и отречемся от него. Это ведь так легко, пнуть мертвого льва.

Он принялся выбивать из трубки пепел, стуча по обрезанной гильзе-пепельнице.

— Излюбленная забава человечества — пляска на граблях. Одних и тех же граблях. Шекспир сказал, что весь мир театр. Я говорю, что он не прав. Мир — это цирк. Большая круглая арена. И люди бегут по этому кругу, как дрессированные верблюды. Все это уже было. Были лишения и жесткая рука. Был тяжкий труд, в котором строилось будущее. И будущее отстояли ценой неимоверных усилий и больших жертв. Но в будущем люди стали гадить на могилы своих трудившихся и сражавшихся отцов и посыпать свою голову пеплом. Может, потому мы и пришли к такому ужасу, который в итоге случился. Потому что не любим делать выводов и извлекать уроки. Ведь мы любим свободу. Свободу от принятия решений и бремени ответственности. Кто-то один сказал за нас, что там, в прошлом, все было плохо и неправильно. Значит, так оно и есть. Кто-то сказал, что надо пустить ракеты, и все нажали кнопки. Ну, пусть через много лет назовут меня тираном. Значит, будущее это будет. И в том наша будет заслуга. А то, как они удержат наш дар, уже будет их забота, ответственность и решение. Но я держу все в жестких руках, чтобы новые люди в Новой Республике были воспитаны по-другому. Чтобы была преемственность. Чтобы помнили уроки. И знали, что жить они будут ценой наших жертв. А сейчас… Мы выжили, чтобы жить. А чтобы жить, надо выживать. Неужели в вашем Надеждинске все по-другому?

— У нас нет лагерей и тюрем. И наказания там только административные. И правит всем Совет, а не один человек. И не видим мы в каждом прибывшем врага. И…

— Ты просто не помнишь, Коля, что было в самом начале, — проворчал Варяг. — Нам в Надеждинске пришлось пройти все круги ада, чтобы все утряслось и превратилось в дружную трудолюбивую общину. Да, легче было в том, что у нас в основном слаженные подразделения военных.

— Тут тоже военные…

— И среди них предателей много, — перебил его Старшина. — Я ведь не с этого начинал. Я считал своим наипервейшим долгом сохранить людей и оказать возможное сопротивление врагу. Десант ведь был, и был он до войны. Перед самым началом. В огромной стране с никудышной системой контроля, с не оклемавшейся после развала и децентрализованной системой ПВО. С продажными должностными лицами, которые, подобно тем оборотням в погонах, что пропустили колонну груженных вооруженными бандитами «КамАЗов» к роддому… За тридцать сребреников… А тут командир подразделения и чиновник местной администрации были повязаны с вражеской агентурой. Они хорошие деньги поимели. Им было чем торговать. В этих краях курсировали машины «Тополь-М». Они их сдали. Продали безопасность страны и народа. Вероятность ответного удара. Нарушили равновесие, предохраняющее от мировой войны. Я не знаю, кто все заварил. Я не знаю, кто все это начал. Ведь, как я понял из вашего рассказа, перед войной мы тоже похулиганили. Верно, товарищ Крест? База противника в Северной Атлантике — ваша работа?