— А если Гау добро, вы ведь все равно будете говорить, что он зло. Ведь так? Это ведь суть вашей пропаганды? — возразил Николай.
— Это суть любой пропаганды, — улыбнулся Старшина, выпустив очередной клуб дыма.
— Нам нужно топливо для самолета, а если я не ошибаюсь, оно есть у Гау, — вмешался в разговор Варяг.
— Конечно. У них его в избытке. Они ждали много самолетов. Но мы постарались, чтобы не дождались. И какие ваши предложения?
— Вы не считаете, что пора покончить с Гау раз и навсегда? Пора уже переключаться на другие задачи. Мы же вам много рассказали. Есть рейдеры на Урале. Есть Вавилон за Уралом. Есть конфедераты в Москве. Есть Надеждинск, в конце концов. Пора налаживать связи.
— Не спорю. Пора, — кивнул Старшина. — Для налаживания связей ох как пригодились бы ваш самолет и ваш вездеход.
— Это исключено. И вы это прекрасно понимаете, — нахмурился Людоед.
— Разумеется. Уничтожение ХАРПа сейчас приоритет номер один. Иначе все наши труды и жертвы напрасны. — Старшина уселся на стул и, закинув ногу на ногу, взглянул на доселе молчавшего комиссара. — Николай Андреевич, как думаешь, каким образом поступил бы Титос, узнав, что у Старшины появилась атомная бомба и он хочет покончить с Легионом Гау раз и навсегда?
— Трудно быть уверенным относительно того, что у этой твари в голове, — пожал плечами комиссар. — Но я могу сказать, как поступил бы на его месте я.
— Ну и?
— Отступать некуда. Некуда бежать. Они много труда вложили в свой гарнизон. Тут только один вариант. Бросить все силы. Всю свою свору, все оружие на Новую Республику. Массированное наступление. Быстро и молниеносно выдвинуться к границе врага. Тогда враг не решится применить бомбу. Иначе накроет и его. Враг тоже будет биться всеми силами. И это момент истины и единственный шанс. Либо Гау, либо Старшина.
Диктатор покачал головой и улыбнулся.
— Знаешь, Николай Андреевич, я ведь тоже поступил бы именно так.
— Послушайте, — еще больше нахмурился Людоед. — Эту бомбу применять нельзя. Она для ХАРПа.
— Это я понимаю, — махнул рукой Старшина. — В ядерном оружии важно его наличие, а не применение. Не все это, правда, понимали. Ну да ладно. Мне докладывали, что вы испрашивали возможность помыться и постирать свою одежду. Это так?
— Так, — кивнул Варяг.
— Сейчас у вас будет такая возможность. А нам с тобой, Николай Андреевич, надо кое-что обмозговать. Детально и обстоятельно.
Огромный агрегат прачечной монотонно гудел, выпуская пар из прохудившихся прокладок и стыков старых шлангов. Они уже помылись и оделись в чистое, взятое из лунохода белье, поверх которого они надели спортивные костюмы, доставшиеся от рейдеров.
Теперь оставалось только сидеть на скрипучей деревянной скамейке в помещении прачечной и смотреть на эту большую стиральную машину.
— А хорошо тут. — Людоед откинулся на спинку скамейки и заложил руки за голову. — Бойлерная. Прачечная. Баня. Напомнило родную часть.
— Хорошо, говоришь? — Сквернослов усмехнулся. Он придерживал платком рану на лице, оставленную черновиками на станции «Площадь 1905 года». Рана снова стала кровоточить после бани. — Попробуй это объяснить своему другу-морлоку, который вечно чем-то недоволен и едва нас до цугундера не довел своим языком на приеме у Старшины. Тоже мне, либераст.
— Да пошел ты, — угрюмо пробормотал Николай.
— Да, блаженный, отжег ты там, — ухмыльнулся Людоед.
— А вы все рукоплещете местному царьку? — Васнецов зло посмотрел на своих товарищей. — Все нормально, да?
— Знаешь, Коля, — вздохнул Людоед. — Есть человек. Он заболел. Ему операция нужна. Тяжело заболел. Помереть может. И вот ему сделали операцию. Больно. Неприятно. Он претерпел лишения и дискомфорт. Но его спасли. Выписали из больницы. Но сказали — это будет тебе уроком. Береги себя. Береги свое здоровье. Он послушал. Но он ведь теперь здоров. И через некоторое время перестал следить за собой. Снова стал пить и курить. Жрать все подряд. Главное, чтоб вкусно было. Или превышать скорость на машине. Или играть с огнем. И в итоге снова оказался на грани смерти. Что делать? Опять операция. Все вернулось на круги своя. А знаешь почему? Потому что он дебил.
— Какая операция? Какие врачи? Какая машина? Илья, оглянись! — воскликнул Васнецов. — Ничего больше нет!
— А я тебе о чем толкую, тормоз!
— Да не понимает он тебя, — засмеялся Вячеслав. — По-морлочьи ему объясни.
— Заткнись, Славик, — рявкнул Николай.
— Я понимаю твою проблему, блаженный. — Крест покачал головой. — Эта проблема не в местном режиме или личности Старшины. Просто нас встретили как врагов. Просто нас по камерам рассовали и мозги компостировали на допросах. Вот в чем проблема. Ты уязвлен. Ты мнишь себя мессией и спасителем человечества. И тебе вдруг не оказали должных почестей. Ай-ай-ай. Сволочи какие. А если бы тебя как своего, а еще лучше, как героя-полубога приняли, то тебе, наверное, и плевать было бы, кто и как здесь правит. Вот из таких, как ты, и возникают самые страшные тираны.
— Это не так! И между прочим, я себя мессией не считаю! Это ты сам меня так назвал! Забыл?!
— Назвал! И ты это принял! А теперь я говорю, что ты идиот! Так прими теперь и это!
— Да вы все просто боитесь! Боитесь этого Старшины! Варяг! Варяг, а ты что молчишь?!
Яхонтов устало посмотрел на Николая.
— Отвянь, — буркнул он. — Я думаю о самолете. Мне плевать.
— О самолете? Ну так подумай, что без топлива он не полетит! Надо было идти к Гау! Моя интуиция…