— Чушь, — перебил его Людоед.
В помещение вошла пожилая женщина. Следом — знакомая уже миловидная Лена. Та, что разбудила в карцере карантина Николая.
— Ребята, — улыбнувшись, произнесла она. — Сейчас Анна ваши вещи в сушку отправит. Пойдемте пока в нашу столовую. Я вас чаем угощу.
— Это все обман, что он был самым добрым царем. Это все неправда. Он правил огнем и мечом, — пробормотал Старшина слова из старой песни, вертя в руках предохранитель от ядерного заряда Людоеда. — Что думаешь об этом парне?
— Он идеологически вреден и просто опасен, — ответил комиссар.
— Ну будет тебе, Андреич. Мы же тут не на заседании политсовета. Говори как есть.
— Как есть? Юнец просто не в теме. Однако впечатлителен. Посему говорят в нем лишь его эмоции от первых впечатлений. А первые впечатления не из приятных.
— Ежов? — Старшина взглянул на комиссара.
— Ежов. — Комиссар кивнул. — И кстати, парень этот эгоцентричен весьма. В некоторой степени считает свое мнение эталонным.
— Раз он такой умный, я бы с удовольствием поменялся с ним местами. — Старшина ухмыльнулся.
— Во-первых, Старшой, тебя народ никуда не отпустит. Он просто не поймет твоего ухода. Во-вторых. Если этот пацан займет твое место, то тогда будет истинная тирания. Тирания деградации и упадка. Мы все потеряем. Народ расшатается.
— Народ… Народ не отпустит. И я тиран? Слуга народа и раб обстоятельств… Скажи мне, Андреич. Ты же профессиональный аналитик ФСБ. Психолог. Что на самом деле думает народ?
— Он думает, что за него думаешь ты.
— Тавтология какая-то.
— Но это так. Они верят в будущее. У них есть четкий образ врага. У них есть цели и задачи. Они не ноют о том, как все вокруг скверно. Как весь мир медным тазом накрылся. К суровым условиям привыкли, но в будущее с твоей подачи верят. В этом году уровень рождаемости превысил смертность. Это не просто показатель их веры. Это просто чудо в данных условиях. — Комиссар пристально посмотрел на Старшину. — А ты сам веришь? Или какой-то сопляк посеял в твоем сердце сомнения? Мне что-то твой настрой не нравится.
— Да я шутил, — поморщился Старшина. — Я хоть и устал очень, ни за что не дам какому-то глупцу уничтожить то, что мы смогли построить и отстоять с таким трудом и такой кровью. Это гнусно. Так ведь уже бывало в истории. Этот парень считает, что Титос лучше? Так пусть идет. Сделай так, чтоб он ушел к Гау.
— Думаю, это будет несложно. А его друзья?
— Они нам пока нужны тут. Да и миссия их должна быть доведена до удачного конца. ХАРП — серьезная угроза. Я ведь подозревал давным-давно. Еще в самом начале. Да что там… Статейку в «Красной звезде» про ХАРП читал когда-то. — Он усмехнулся. — Я, похоже, был единственным в части, кто читал приходящую в подразделение корреспонденцию. Другие только закуску на ней резали. Ну да ладно.
Их надо уберечь. Хотя этот Крест весьма своенравный. Но мне кажется, что он понимает мои мотивы и суровые реалии нашей жизни и выживания. Человек взрослый. Судьбой испытанный. Да и другие. В облаках не витают уже. Розовых очков не носят. А парень этот явно никогда никаких ответственных решений не принимал и всю жизнь ведомым был. Заботой окружен. Он только во время их пути начал взрослеть, и то ему далеко до взросления. Толку от него никакого. Однако сейчас меня другой вопрос заботит. Провидение послало нам исторический шанс избавиться от Гау. — Он демонстративно приподнял предохранитель. — Что скажешь?
— Я согласен с тем, что это шанс. Другого может и не представиться.
— И что дальше?
— Я уже начал подготавливать почву. Утечку информации надо организовать. Титос должен знать. Мы взорвем весь его сброд. Мы сметем их ядерным ударом. Одна бомба. Один взрыв. Одна десятая часа. И все. Нет их.
— Даже мысли допускать не хочется о применении этого оружия на территории моей страны. И уж тем более в краях, которые избежали ядерных ударов.
— Ну, это же блеф.
— Чтобы блеф удался, надо самому в него поверить. И быть готовым применить…
— А ты поверь, Старшой. Подумай о том, что рождаемость превысила смертность, потому что мы два года уже не ведем активных действий. Только мелкие стычки.
— Да. Но под угрозой ядерного удара они все ринутся на нас. Потери в обороне меньше, чем у атакующих. Но они будут у нас. И будут огромны. Стоит ли оно того? Да и выстоим ли вообще, когда они все, в надежде быть ближе к нам во избежание взрыва, возьмутся за оружие и бросят на нас всю технику?
— У нас уже произведено огромное количество взрывчатки. А они пойдут наикратчайшим путем из-за угрозы применения бомбы. А наикратчайший путь, как известно, — прямая. Они бросятся напрямик через реку. Там, в восьми километрах, дамба. Мы взорвем ее, и их слижет с реки.
— А там, за дамбой, самолет. Что с ним будет?
— До него более двух десятков километров. Лед, по моим расчетам, разрушится помимо дамбы еще на пару километров в сторону самолета. Он в безопасности.
— Но уровень воды подо льдом спадет.
— Его толщина позволит выдержать и стоящий самолет, и даже взлет его.
— Допустим. Как организовать утечку, чтоб она была убедительна? Одного юнца, ушедшего к Гау, будет недостаточно.
— Конечно, — кивнул комиссар. — Есть еще один человек. Человек известный. И не только у нас. Его знают и по ту сторону. Наслышаны о нем. Нам придется им пожертвовать. Но вообще, нам так или иначе с ним придется что-то делать. Среди людей давно уже роптания идут о его методах и перегибах. А таких ассоциаций с твоим правлением нам ведь не нужно. Он, конечно, полезен на своем месте. Да и имеющее место его скотство бывает полезно. Но он свой ресурс выработал. Он уже знает о бомбе. И он знает, что над ним нависает дамоклов меч нашего гуманного правосудия.